Мы уже рассказывали об этом фильме, обозревая итоги главных фестивалей 2019 года: в феврале Пиппа Бьянко получила приз за лучший сценарий на «Сандэнсе», где Share стал одним из двух фильмов, купленных привередливым HBO, а в мае ее картина попала в спецпоказы Каннского кинофестиваля – и наш список главных каннских фильмов, снятых женщинами. Мы намеренно не переводим название ленты: share – это и «поделиться», когда речь идет о файле в интернете, и «разделить» (например, чьи-то тяготы), и «Доля» (именно в таком переводе фильм сейчас фигурирует на IMDb). К истории о школьнице, которая во время вечеринки теряет сознание из-за выпитого алкоголя и попадает на видео, где над ней потешаются парни-одногодки, подходят все перечисленные значения.
Очнувшись у собственного дома и не помня того, что произошло накануне, Мэнди (Рианн Баррето, знакомая по одной из главных ролей в ремейке «Ханны») подозревает, что подверглась не только насмешкам, но и насилию. Когда одноклассники один за другим начинают присылать ей ролик, они, по-видимому, хотят предупредить ее, а не расстроить. Этим Share серьезно отличается от множества фильмов и сериалов на аналогичную тематику: первый импульс, движущий окружающими – не замять историю, не свалить вину на жертву и не посмеяться, а встать на ее сторону. Такой же фронт поддержки был у трансгендерной балерины-подростка из фильма «Девочка», который на «ура» приняли фестивали, но далеко не все зрители – им он показался чересчур беспроблемным и до неправдоподобия гуманистичным.
С Share сложилась похожая ситуация: после релиза на HBO у него 80% рейтинга критиков на RottenTomatoes, но обычные зрители на IMDb поставили фильму оценку ниже – 6,0. Дело в том, что Share, заявленный как драма об эпохе соцсетей, обманывает ожидания. Мы привыкли, что сверстники и родители – едва ли не худшие враги протагонистов в таких сюжетах. К этому нас приучил «13 причин почему» и более недавние примеры шоу, где как минимум одна из линий посвящена слитым в сеть видео: «Зыбучие пески» и «Элита» от Netflix. Их герои могли бы (несправедливо) сказать Мэнди, что она еще легко отделалась – подруги и семья ее поддерживают, школа сотрудничает со следствием, а собственно буллинг принимает далеко не самые уродливые формы.
Но это не значит, что девушка не подвергается атакам – это значит, что фильм предпочитает не сосредотачивать на них внимание. Мы видим эпизод, в котором подруги по баскетбольной команде интересуются постоянно звонящим телефоном Мэнди: она отвечает, что ей приходят сообщения с разных номеров (по-видимому, с обвинениями или требованиями прекратить «преследование» мальчиков), но предпочитает не обсуждать это. В этой обстановке чуть ли не единственными киберстервятниками, чье мнение звучит во всеуслышание, оказываются СМИ: видео, на котором изображена полуголая школьница в окружении сверстников, они транслируют как «эксклюзив». Пиппа Бьянко предпочитает не подгонять формат под содержание, потому что сделать грубым и сенсационным фильм, основанный на грубом и сенсационном происшествии, – это легкий путь.
Другой легкий путь, которого она избегает, – сделать людей продолжением гаджетов. Хотя все мы в душе понимаем, что никакой хитрый интерфейс не способен выудить из пользователя больше грязи, чем в нем плескалось изначально, многие кинематографисты все же поддаются некому «техномистицизму»: мол, молодежь была прекрасная, технология была ужасная. Чересчур вольно добавляя смыслы к «медиа – это месседж» Маклюэна и забывая о том, что соцсети лишь упростили круговорот фейков/чернухи и ускорили суд Линча, но не создали эти понятия, они делают из драм о подростках что-то вроде «Черного зеркала», лишенного сатирического элемента. Худший социальный шаг, на который идут авторы – создание эдакого эзотерического флера вокруг интернета как иного мира, где действуют иные законы. Этому, увы, подвержены как зарубежные фильммейкеры (см. итоги прошлогоднего Берлинале), так и отечественные, когда они ударяются в интернет-алармизм. В итоге фильмы, позиционируемые как истории о людях, оказываются байками о гаджетах. Ничего подобного нет в Share, так что в то время, когда вышеперечисленные провокационные драмы о подростках как бы невзначай соскальзывают в триллеры о сталкинге, круговой поруке, «разуме улья» и чуть ли не злой воле интернета, фильм Бьянко остается тем, чем и был заявлен – пересказом травматического инцидента из жизни отдельно взятой девушки.
Конечно, совсем игнорировать «вредные» возможности сети было бы близорукостью со стороны режиссеров. Так уж вышло, что ряд сетевых форматов, расцветших в 2010-х, действительно как будто заточен под злоупотребления. Видеореакции на «бифы» между все мельчающими «инфлюэнсерами» попросту не могли появиться в эпоху AOL, а представить себе, как кто-то меняется кассетами с true crime-подкастами, весьма трудно (их истории тоже становятся все более локальными и личными, ввергая родственников жертв в отчаяние: «Если бы кто-то сделал из моей [убитой] кузины развлечение, я бы сожгла их студию», – пишет колумнистка CrimeReads о трагедии в своей семье). Однако полнометражный фильм – наверное, не лучший формат для такого рода социологии, а интерактивные драмы вроде тех, которыми недолго промышлял Facebook Watch – напротив, чересчур правдоподобные и потому «триггерные».
Но кино и телевидение все равно пытаются нащупать срединный путь между социальной драмой и grief porn (когда напоказ выставляются самые неприглядные и не относящиеся к делу детали трагедий), между дискуссией и коммерцией
Наглядный тому пример – другой недавний сериал HBO, «Эйфория» с Зендаей в главной роли, тоже отчасти посвященный кибербуллингу. Визуально Share и «Эйфория» во многом перекликаются: герои фильма и сериала существуют в постоянной полутьме, освещенной назойливыми неоновыми огнями. Но Share вынашивался гораздо раньше, будучи версией одноименного короткометражного фильма с Таиссой Фармигой, снятого Пиппой Бьянко еще в 2015 году.
Кроме того, Бьянко срежиссировала один из эпизодов «Эйфории». Кстати, большая часть съемочной группы ее фильма – тоже женщины: за плывущий перед глазами героини пульсирующий свет отвечали оператор Ава Беркофски (также работала над Vida от Starz), монтажер Шелби Сигел («Кайф с доставкой») и арт-директор Кьяра Вернон (работала над американо-казахским «Хакером»).
Даже когда смартфоны заглушены и спрятаны на дно рюкзака, другой мигающий свет не дает забыть о том, что твердят непрекращающиеся СМС: в случае с Мэнди вспышки буквально заставляют ее вспоминать, потому что терапевт использует их при реабилитации. Естественно, не обошлось и без кадра, в котором девушка на секунду застывает босиком на газоне при свете дня, как будто отдыхая от мерцающего темного мира «вчера» (видео, показания, репортажи) и «завтра» (пресс-конференция, переезд, телефон под одеялом). Мало кому удается перешагнуть через это манихейское разделение света и тьмы, когда речь идет о подростках – одним из ярких недавних примеров можно назвать короткометражку «Язычницы» (Pagans), снятую Люси Ласкомб в рамках программы интернет-издания Dazed по поддержке молодых кинематографистов. В ней группа девушек, чья подруга покончила с собой, создают в ее честь нечто вроде диджитал-мемориала, продолжая при этом оставаться оторвами, берущими от собственного переходного возраста все возможное.
Более зрелым режиссерам еще предстоит поучиться такой открытости – у начинающих коллег и собственных героев. А то, что мейнстримные каналы и сервисы готовы к их фестивальным экспериментам, должно всем придать уверенности.