Телеэтика: как министр с журналом боролся, и что из этого вышло

Одним из самых сложных тестов для ФРГ стал скандал вокруг журнала Der Spiegel, который разгорелся 8 октября 1982 года. «Телекритика» предлагает вспомнить о том, как немецкое гражданское общество прошло проверку на прочность, а вот руководство страны – не очень. Не исключено, что история этого конфликта напомнит нам о проблемах украинских журналистов, вынужденных противостоять чиновникам сейчас.

Предыстория конфликта

Журнал Der Spiegel был основан в Ганновере в 1947 году на базе газеты Diese Woche. Ганновер на тот момент был частью британской оккупационной зоны. С самого начала бессменным руководителем «Шпигеля» стал журналист Рудольф Аугштайн. Он служил в немецкой армии во время Второй мировой войны, имел ранения, но никогда не был членом национал-социалистической партии. Поэтому, когда всем журналистам, запятнавшим себя сотрудничеством с тоталитарным режимом, дорога в СМИ была заказана, Аугштайн без проблем получил лицензию на издательскую деятельность. Достаточно быстро «Шпигель» стал общенациональным изданием, которое читали по всей стране.

В 1961 году в журнале вышел ряд критических публикаций о деятельности тогдашнего министра обороны ФРГ Франца Йозефа Штрауса. Интерес журналистов вызвало распределение строительных подрядов на объектах Министерства обороны. По странному стечению обстоятельств, строительная фирма FibAG получала их намного чаще других. «Шпигель» сделал вывод, что министр Штраус получал за это старые добрые «откаты». Государственное расследование тогда доказательств получения взяток не нашло, историю замяли, но отношения между «Шпигелем» и Штраусом с тех пор стали напряженными.

Условно обороноспособны

Настоящая буря началась 8 октября 1962 году, когда в «Шпигеле» вышел материал под названием «Условно обороноспособны» на 17 страницах, посвященный итогам учений НАТО Fallex 62. Позиция журнала была простая – в случае открытой войны с СССР и странами социалистического лагеря ФРГ способна продержаться не более двух недель. Это утверждение, само собой, сопровождалось аналитикой, основанной на инсайдах «Шпигеля» из Министерства обороны. Тираж «Шпигеля» на тот момент составлял полмиллиона экземпляров.

Для министра Франца Йозефа Штрауса это было уже чересчур. 26 октября 1962 года полиция и спецназ Минобороны устраивают ночные обыски в Гамбургском доме прессы, где редакция «Шпигеля» тогда занимала семь этажей. Арестованы почти все редактора издания и сам Рудольф Аугштайн. Вместе с ними за решетку отправились и сотрудники министерства, которых подозревали в передаче информации журналистам.

Основания для арестов были простые. 1962 год – это разгар Холодной войны, один из самых принципиальных фронтов которой проходил как раз по границе ФРГ и ГДР. Публикация внутренней информации министерства обороны – это не просто разглашение государственной тайны, а практически прямая передача ее в руки противнику. Ведь статью в «Шпигеле» увидят не только добропорядочные немцы. Ее обязательно прочитают – да что там – уже прочитали многочисленные агенты КГБ и Штази. Москва уже знает все нюансы обороноспособности ФРГ. Поэтому Аугштайн оказался под следствием, обвиненный в государственной измене.

Более того, в голову главного федерального прокурора Зигфрида Бубака пришла гениальная мысль проверять материалы «Шпигеля» до публикации, чтобы «уберечь от новых противозаконных деяний».

Начало протестов

Несмотря на то, что с 1952 года редакция «Шпигеля» находилась в Гамбурге, и обыски с арестами проходили именно там, первые стихийные митинги начались на другом конце Германии, в Штутгарте. Около двух десятков молодых людей в воскресный день прошлись по центральной улице города, заклеив рты скотчем крест-накрест. В руках они несли плакаты с лозунгами «Свободу печати!» и «Выше голову, господин Аугштайн! Мы читаем Ваш «Шпигель»».

Под конец шествия один из демонстрантов зачитал декларацию:

«Как нам – избирателям – решать свою судьбу без информации? Обвинения в измене Родине – чистый абсурд! Кроме генерального прокурора, никто в Германии не считает российских шпионов такими бездарными, чтобы они не могли обойтись без «Шпигеля». А если под какими-то предлогами будет ограничена свобода прессы, наше фундаментальное право на получение информации, то мы готовы и на прямые, хоть и ненасильственные действия».

Демонстрация из двадцати человек вряд ли сильно напугала министра Штрауса. В конце концов, это тоже могли быть советские шпионы. Хотя прецедент был неприятный. В 1962 году на проведение демонстраций в ФРГ по закону требовалось разрешение, несанкционированных митингов никто не проводил. Митинговать могли партии, профсоюзы, крупные общественные организации, но никак не простые немцы, которые просто посчитали что-то важным и принципиальным. И все же, двадцать человек – это слишком мало, посчитали в правительстве.

И ошиблись. Уже через несколько дней немцы вышли на улицы Брауншвейга, Гамбурга, Ганновера и других городов. Власть не успевала реагировать на протесты, информация о деле «Шпигеля» распространялась слишком быстро как для 60-х. Оппозиционные политики повели себя по-разному. Один из лидеров Социал-демократической партии Германии Герберт Венер даже пытался препятствовать распространению протестов, так как массовое протестное движение шло вразрез с его планами войти в коалицию с христианскими демократами, находившимися у власти. Но многие молодые либеральные политики постепенно присоединялись к митингующим.

Управляющий делами Свободной демократической партии Германии в земле Северный Рейн-Вестфалия, либерал Вольфганг Деринг одним из первых пошел в атаку на министра Штрауса и весь кабинет канцлера Конрада Аденауэра. Он заявил, что ни о каких коалиционных и прочих соглашениях с властью не может быть и речи, пока «людям выносят приговор, прежде чем они вообще побывали в зале суда».

Исход

В конце концов Аденауэр сдался. Против правительства объединились студенты и профессора, консерваторы и либералы, художники и священники. Канцлер первым понял, что протесты не умолкают, и все сильнее пахнет жареным. И предложил заварившему кашу министру Штраусу уйти в отставку. Министр был шокирован, ведь Аденауэр еще недавно сам высказывался против «Шпигеля», видел в журналистах изменников родины.

Но дело сделано. «Горькие часы закаляют мужчину», – сказал, по воспоминаниям очевидцев, Аденауэр Штраусу, вручил ему антикварную шпагу и немедленно вывел из состава кабинета министров.

7 февраля 1963 года из тюрьмы вышел Рудольф Аугштейн, он провел там 103 дня. «Шпигель» вернулся к работе, став еще более уважаемым и влиятельным изданием. Франц Йозеф Штраус оказался талантливым политиком, падение не стало для него окончательным. Впоследствии он три года был министром финансов при канцлере Курте Кизингере, а потом еще десять лет занимал пост премьер-министра родной Баварии.

Но полноценно вернуться в политику на национальном уровне ему было уже не суждено. Когда в 1980 году коалиция христианских демократов и христианских социалистов выдвинула его кандидатуру на пост канцлера, ему тут же припомнили ситуацию со «Шпигелем». Снова на улицы вышли люди с веселыми плакатами, пародирующими Штрауса.

Рудольф Аугштейн стоял у руля «Шпигеля» до самой своей смерти в 2002 году. Подводя итоги своей полувековой карьеры, он дал интервью своему же журналу, в котором, конечно, коснулся и темы скандала 1962 года. Выдержкой из этого интервью мы и закончим эту историю.

«Шпигель: Конрад Аденауэр умер в 1967 году, а Франц Йозеф Штраус в 1988. Какие у Вас были отношения с ними в конце их жизни?

Аугштейн: Ненависти к ним у меня не было никогда. То был поединок, не больше и не меньше. Со Штраусом после всего я даже письменно договорился о вечере воспоминаний – «друг, а помнишь…». А Аденауэра мне незадолго до его смерти разрешено было навестить. Он был самым ярким политиком из тех, с кем я встречался. Мы обнялись и помирились. Я был очень тронут, даже сентиментален в тот день. Но и он тоже.

Шпигель: Возможно ли повторение дела «Шпигеля»?

Аугштейн: Нет. Но нет и никакого повода сожалеть о событиях 1962 года или сочувствовать лично мне. Благодаря этому скандалу мы стали умнее, то есть нам он пошел на пользу. Может быть, и другие люди благодаря ему стали умнее. И это пошло нам на пользу тоже. И вообще: ну что такое 103 дня тюрьмы в долгой жизни, если благодаря им настолько многого удалось достичь?»