На творческую встречу пришло больше 100 человек, причем сам Гринуэй пошутил, что не наблюдает в зале людей старше 35 лет. «Телекритика» рассказывает, что вы могли пропустить, если не были среди этой сотни счастливчиков, и как можно наверстать упущенное.
Фото: https://www.facebook.com/molodistkiff/
Почему это важно?
Во-первых, не каждый день (и не каждый год) в Киев приезжают мастера такого уровня, с которыми можно даже пообщаться в рамках Q&A. В свои 77 лет Питер Гринуэй остается одним из самых упорных экспериментаторов с форматами кино; будучи также художником и куратором, он создавал масштабные мультимедийные инсталляции в павильонах биеннале (см. «В начале был образ»), заставлявшие зрителя по-новому взглянуть на историю западного искусства – в частности, фламандской живописи.
Современное кино, застрявшее в формате 16:9, полуторачасовом хронометраже и зависимости от сюжетов, мертво как форма искусства
Несмотря на свое кажущееся ретроградство (Гринуэй высказывает язвительное мнение о многих аспектах современной культуры, называя Netflix скучным, а увиденные им в Киеве муралы – картинами сомнительного качества), он не слепо отрицает новые художественные феномены: напротив, он считает их весьма старыми и ограничивающими опыт зрителя. Кино-снобы (по определению Гринуэя) вроде Скорсезе и Тарантино создают нарочито старомодные фильмы, и последний на недавнем Каннском кинофестивале как раз представил картину, откровенно заигрывающую с методами и штампами Золотого века Голливуда. Гринуэй говорит, что он разочарован современным кино, и что люди 1920-х гг., которые в свое время были поражены идеей кинематографа, сейчас тоже были бы разочарованы. По мнению режиссера, современное кино, застрявшее в формате 16:9, полуторачасовом хронометраже и зависимости от сюжетов, мертво как форма искусства.
Фото: Getty Images
Вместе с тем, говорит Гринуэй, даже будучи известным режиссером, он не может пойти к продюсерам с набором скетчей и предложить им экранизировать представленные рисунки, потому что на питчингах от автора ждут именно сценарий, текст, а от готового фильма – картинок, которые иллюстрируют текст. Это в корне неправильно, считает Гринуэй; об этом и шла речь на его киевском мастер-классе.
О чем шла речь?
Согласно формуле Маршалла Маклюэна medium is the message, переход от целлулоидного кинематографа к цифровому должен был создать новый кинематографический язык. Однако на смену пленкам пришли смартфоны, вместо проекторов появился стриминг, а новые формы так и не появились. Кино остается текстоцентричным феноменом, и режиссеры уверены, что оно обязано рассказывать истории, в то время как Гринуэй убежден: зависимость от сценария лишь обедняет кинематограф. Сам он начинал карьеру в монтажной, часами нарезая пленки, и до сих пор считает своей иконой Сергея Эйзенштейна, а искусство монтажера – более высоким, чем ремесло сценариста. Попросив присутствовавших сценаристов поднять руки, режиссер шутливо сказал, что в кино они не нужны.
Сам Гринуэй отдает предпочтение тому, что он называет «cinema cinema» – кинематографичным кино, в противовес текстоцентричному
По его мнению, дети-дошкольники имеют естественную склонность к искусствам, и хотя никто не будет выставлять их рисунки в Нью-Йоркском музее современного искусства, шестилетки по-своему прекрасно рисуют, поют и танцуют. Однако примерно с 10–12 лет школа делает нам «прививку серьезности» и вынуждает перейти к тексту как основной форме коммуникации. Выходит, что порядка 60 лет своей жизни человек проводит без создания картинок, хотя текст существует в мире всего-то порядка 3000 лет – и он тоже эволюционировал из пиктограмм, т. е. рисунков. Гринуэй говорит, что на своих лекциях просит поднять руки людей, которые считают себя визуально грамотными – по его словам, таких набирается порядка 8–10% аудитории. Это является следствием текстоцентричной культуры, а другое следствие – то, что у нас по сути нет «образо-центричного» кино (imagistic cinema).
Кадры из фильма «Броненосец “Потемкин”»
Ссылаясь на своих любимых художников (Рембрандт, Вермеер), Гринуэй призывает кинематографистов быть «визуально грамотными» и не плодить кино, которое просто иллюстрирует заданный текст. Сам Гринуэй отдает предпочтение тому, что он называет «cinema cinema» – кинематографичным кино, в противовес буквалистскому. «Пишите романы и истории, заберите свои проклятые слова от кино», – полушутя обращается режиссер к сценаристам.
Как наверстать упущенное?
Начнем с самого очевидного: двухчасовую лекцию на английском языке, минус шутки о Киеве, можно посмотреть в записи: Гринуэй уже много лет выступает с мастер-классом «Кино мертво, да здравствует кино!» по всему миру, и в сети можно найти видео с симпозиума Aboagora или с лекции в Калифорнийском университете в Беркли. Не менее интересная лекция, прочитанная на Нидерландском кинофестивале в 2003 году, опубликована целиком на Variety.
Второй шаг – безусловно, повышать визуальную грамотность, утрату которой так оплакивает Гринуэй. Помимо его любимых живописцев эпохи барокко, неплохо бы ознакомиться и с фильмографией самого режиссера. Самыми показательными примерами фильмов без нарратива (или с минимумом сюжета), которые великолепно работают с монтажными техниками, являются те, отрывки из которых Гринуэй как раз таки представил в Киеве: телепроект «М значит Моцарт» (1991), эротическая драма с Юэном Макгрегором «Записки у изголовья» (1996), снятая в коллажной технике документалка «Атомные бомбы на планете Земля» (2011), которая показывает один за другим учебные взрывы ядерных бомб; по словам Гринуэя, его любимое число – 92, атомное число урана. (Он даже поинтересовался у присутствующих, можно ли постороннему съездить в Чернобыль.)
Безусловно, в этом плане интересны и мультимедийные проекты Гринуэя – например, «Чемоданы Тульса Люпера», в рамках которого открываются метафорические чемоданы загадочного художника – альтер-эго Гринуэя (проект был отправлен в «виджей-турне», в рамках которого ремиксованные видео фильмов проецировались на городские стены). Еще один известный «ремикс» Гринуэя – его видео-инсталляции, посвященные картине Леонардо «Тайная вечеря» и «Брак в Кане Галилейской» Веронезе.
Но главное – нужно самому активно способствовать тому, чтобы кино зажило новой жизнью. Ведь, как отмечает художник, сама фраза «кино мертво, да здравствует кино» подразумевает, что царство продолжается – хоть и с новым монархом.
Фото обложки: Getty Images
