Павел «Паштет» Белянский, недавно заработав известность как писатель, теперь набирает популярность и в качестве сценариста. Его первым опытом стала работа над сценарием для сериала «Стоматолог», написанного по собственной повести «Стоматолог решает жениться». Затем пришло время экранизации книги Белянского «Я работаю на кладбище», до эпидемии премьера одноименного полнометражного фильма планировалась на эту осень. Теперь по сценарию Белянского и Владимира Никитенко на основе книги «Нікчеми» хотят снять полнометражный мультипликационный фильм.
Павел рассказал «Телекритике» о работе над сценарием для полного метра, о том, каково это – работать в паре, и в чем главные отличия ремесла писателя и сценариста, а также объяснил, почему приходится постоянно учиться, чтобы что-то представлять собой в этой профессии.
Постоянная борьба
Как должны сойтись звезды, чтобы к писателю обратились с предложением экранизировать его произведение?
Скорее всего, в моем случае так получилось, что пять лет назад ощущалась нехватка контента на телеканалах. Это был момент, когда российский контент перестал поступать в Украину по понятным всем причинам, а украинский еще не успел появиться в таком объеме, в каком он уже есть сейчас. На самом деле сериальное производство, телепроизводство очень сильно наращивается, продолжают делать все больше и больше сериалов, их сейчас производится гораздо больше по сравнению с тем, как это было пять лет назад. А тогда образовался определенный вакуум, и меня в него засосало.
С другой стороны, получилась вполне коммерческая история, которая оказалась интересной для продюсеров и телеканалов.
Это ты сейчас говоришь о своем первом сценарном опыте, о «Стоматологе». А что касается полнометражного кино?
Полный метр, наверное, без сериала и не получился бы. Потому что именно на телеканале мы познакомились с продюсером, который взялся работать над ним, он взял в работу книгу и меня как сценариста. Это был первый снежный комочек, который дальше вырос в большой ком, а из него получился такой проект как «Я работаю на кладбище».
Просто заинтересованность продюсера была, не больше, все это дело двигает он. Если ему нравится материал, если он видит в нем какую-то перспективу, если он понимает, что на этом материале может получиться кино и под такой материал можно найти деньги, — все, берется за него.
Судя по трейлеру, фильм получился довольно далеким от книги. Он сконцентрировался на современности, а в первоисточнике больше рассказов об истории страны.
В книге все рассказы, в принципе, связаны единством места, все они так или иначе приходят к кладбищу. Причем там есть истории, где основные перипетии – завязки, развязки – происходят где-то вне кладбища, а потом уже в них ставится гранитная точка. Я наблюдаю историю и рассказываю ее так, как услышал от человека, который, собственно, пришел заказывать эту гранитную точку в контору. Совместить все эти истории в кино было сложно, в фильм попало не все. И понятно, что нужно было придумать какую-то одну общую связующую историю, центральное произведение, на которое рассказы, как бусинки, будут нанизываться. Поэтому, конечно, фильм отличается от книги, и отличается существенно.
Не жалко было расставаться с этой частью повествования?
Очень жалко. Это была самая сложная часть работы. Я боролся с режиссером, с продюсером, они боролись со мной, друг с другом. В принципе, все написание сценария – это вечная борьба. Потому что мне хотелось всунуть как можно больше книги, хотелось побольше персонажей, а они хватались за голову и говорили: «У нас уже огромное количество персонажей, кого же ты еще хочешь добавлять? Мы всех запутаем». И сейчас структура сценария, с моей точки зрения, сложная, там шесть или семь сюжетных линий, которые сходятся, расходятся.
Да, было непросто, и, глядя на получившийся материал, я понимаю, что это сплошной компромисс с моей стороны, но, наверное, и со стороны режиссера и продюсера. Потому что нам всем приходилось договариваться, нам всем хотелось чего-то своего. В этом и сложность, и прелесть, потому что в этой борьбе отсекался всевозможный шлак, оставалась только самая сердцевиночка.
Работа в паре
Когда заканчивается процесс принятия решений, что войдет в кино, а что нет? Сценарист участвует в съемках?
Это зависит от того, как режиссер и продюсер смотрят на процесс производства, в нем не всегда участвует сценарист. В моем случае я участвовал, у меня в фильме небольшая актерская роль, было три съемочных дня. Как сценарист я тоже участвовал в процессе, но не так много, как хотелось бы.
Можно пример?
Происходит сцена, мы ее уже написали, она есть в готовом сценарии. Но как бы ты ни описывал сцену, у тебя все равно остается что-то, что ты хотел бы в нее вложить. А режиссер, конечно, видит ее по-своему, расставляет свои акценты. Его точка зрения – это точка зрения камеры, точка зрения оператора, как он кадр показывает, с чего он сцену разворачивает. А еще есть интонации, которые режиссер раздает актерам, когда они проговаривают реплики, ведь их можно прокричать, прошептать, можно простебать, прожевать – по-всякому подать, и от этого получатся разные акценты. Поэтому мы встречались, обсуждали: «А как ты видишь эту сцену, какой она должна быть вот здесь? Понятно, что написано, но давай проговорим, как ты это представлял визуально».
Тут очень важно, сколько времени команда может себе позволить выделить на подготовку к началу съемок. Голливудские фильмы такие дорогие не только из-за того, что они дорого и много снимают и у них дорогие актеры. Там очень много подготовительных процессов. Есть фильмы, которые полностью снимаются по два-три раза. Делаются детальные раскадровки, кто как будет стоять, фактически рисуется комикс. У нас всего этого никто не делает. Не могу сказать, что подготовка к фильму скудная, но хотелось бы, чтобы ее было гораздо больше. Однако все упирается в объем финансирования. Каждый день – это деньги. Когда суммы не очень большие, приходится многие вещи решать с колес, сразу на площадке. А то и перепридумывают, потому что, бывает, ты сцену написал, а тот, кто отвечает за площадку, за натуру, нашел что-то такое, что не соответствует задумке твоей или режиссера. И вот вы начинаете вместе сцену пересшивать.
У исполнителя главной роли Виталия Салия были к тебе какие-то вопросы?
Да, мы общались, он прочитал книгу, и его она очень увлекла. В принципе, я со всеми основными героями поговорил. Какие-то вопросы у них были, но я сейчас не могу их вспомнить. Съемки-то проходили год назад, а подготовительные работы – еще раньше. На самом деле, конечно, это больше режиссерское дело – работать с актерами. В нашем случае режиссер участвовал в написании сценария, поэтому текст хорошо понимал. А дальше его дело – поставить актеру правильные задачи, объяснить, что нужно в данной ситуации.
Понимаешь, какая и забавность, и сложность, и интерес в съемочном процессе: съемки не идут в хронологической последовательности. Вот, допустим, во второй съемочный день мы снимали в квартире одного героя. А герой в этой квартире живет и умирает. И в один день он сыграл и смерть, и жизнь, и встречу с главным героем, и прощание с ним. Естественно, режиссеру нужно правильно настроить актера. Понятно, что актер полностью читал весь сценарий, но ему нужно войти в определенное настроение, найти, так сказать, нерв фильма. Хороший актер – тот, кто рождает правильную эмоцию, в нужной степени.
Каково это – работать сценаристам в паре? Как это выглядит?
Чаще всего мы что-то сначала обсуждаем, вместе проговариваем. Кино состоит из нескольких актов. Мы проговариваем какой-то акт, который будет состоять из нескольких сцен. Я объясняю, как его себе вижу, как его понимаю. Окей – не окей. Правки – не правки. Мы это обсуждаем, после чего я все записываю и затем отсылаю соавтору. Он читает, опять встречаемся, опять обсуждаем, опять задаются вопросы с точки зрения характера героя, развития сюжета, его логики. После чего, согласно с новыми правками, я опять это все переписываю до тех пор, пока мы не доходим до того момента, когда и ему, и мне все нравится. Ок, переходим к следующему моменту. Потом это разбивается у нас на сцены, а сцены дополняются логикой и т.д.
Это, наверно, заняло много времени?
Мы писали больше года. Кажется, года полтора.
Главный документ
Чем отличается работа писателя от работы сценариста?
Очень многим. Во-первых, когда пишешь книгу, ты не подвязан к людям, которые будут дальше с этим что-то делать; не думаешь, в каком интерьере происходит действие, найдут ли натуру; не думаешь о том, как герой будет входить в кадр, выходить из него. Все это происходит в твоей голове, а потом это будет происходить в голове читателя. То есть тебе, в принципе, по большому счету наплевать на все. Ты свободен, ни к чему не привязан, можешь поместить действие в любую точку мира, любого другого мира или не мира вообще, куда там попадет твой герой – в ад, в рай, в лес, в космос. Ты можешь выбрать все что угодно, и тебе не нужно никаких бюджетов.
Когда пишешь сценарий, ты все это продумываешь. Сценарий – это фактически документ, по которому будут потом работать человек сто. Они будут использовать то, что ты написал, как единственный и самый важный документ на площадке. Если у тебя написано, что дама выходит с белой собачкой и у нее на поводке бриллианты, то реквизиторы сойдут с ума, но найдут белую собачку с бриллиантами, потому что это важно. Ты понимаешь, что люди будут выискивать все эти детальки, которые ты прописал. Поэтому здесь не может быть деталей ради деталей, все они должны почему-то использоваться, как те самые чеховские ружья, которые если уж висят на стене, то обязательно когда-нибудь стреляют. И, в принципе, так во всем. Ты продумываешь реплики, все больше думаешь картинками, которые видит человек на экране; продумываешь диалоги, которые будут говорить люди. Обязательно помнишь о хронометраже. Если пишешь сериал, то, естественно, помнишь о каких-то «крючках». Сериал уходит на рекламу, а человек в этот момент должен не переключиться на другой канал: а что будет дальше? То есть эти «крючки» нужно правильно расставить.
Ну и так далее, тут целое огромное производство, и, если ты действительно профессионал, то к этому правильно относишься. Если это сериальное производство, то ты просто вытачиваешь определенного вида болтики, которые потом другие люди берут и ввинчивают в правильные дырочки. Болтик может быть суперкрасивым, но если он к резьбе не подходит, то, извини, ты занимаешься ерундой. Поэтому я и курсы проходил сценарные, и книги читал и читаю.
Где у нас хорошо учат сценарному мастерству?
У нас нет какой-то одной хорошей школы, которую бы ты прошел и стал бы считаться мастером. Есть специализации. Хорошие школы ведут, например, детективщики сериальные. Конечно, там научат азам, но это будет касаться детективов. Ты получишь много навыков, нормально прокачаешь свои скиллы, но все равно этого будет тебе мало, если ты захочешь писать мелодрамы.
Последнее, что я делал и что на последнем питчинге Госкино взяло один из высших баллов, — полный метр мультипликационного фильма. Это вообще отдельная песня – писать полный метр мультипликационного кино, этому у нас никто не учит.
Что это за проект?
Проект называется «Нікчеми». Сценарий полнометражного мультипликационного фильма на основе одноименной книги Владимира Никитенко мы писали совместно с ним. На питчинге Держкино по мультипликационным полнометражным фильмам наш сценарий взял высшие баллы у экспертов, разделив первое место с еще одним мультфильмом.
Теперь есть надежда, что этот проект реализуют?
Ну, в наших реалиях это так мало значит.
Возвращаясь к вопросу о ремесле сценариста. Сколько примерно времени нужно, чтобы его освоить?
Я лично уверен, что это непрекращающийся процесс. Когда в него заходил, у меня была полная уверенность, что я все знаю; затем пришла полная уверенность в том, что не знаю ни хрена; хотя на тот момент я уже прочитал не один десяток книг и прошел не один сценарный курс. Этот процесс неостанавливаемый, и нельзя его останавливать – ты постоянно, ежедневно что-то читаешь. Я понял, что я абсолютно ненасмотренный человек. На одном сценарном курсе один преподаватель говорил о том, что он для поддержания насмотренности каждый день смотрит один полнометражный фильм либо две-три серии какого-то сериала, причем смотрит профессионально. Когда смотришь профессионально, ты сидишь с листочком бумажки, где отмечаешь: вот здесь завязка, здесь момент невозврата, здесь кульминация, здесь развязка, здесь крючочки и т. д. Разбираешь, препарируешь какой-то сериал в силу своих умений, естественно. Но чем больше ты это делаешь, тем у тебя лучше получается и лучше получаются остальные твои работы.
Я так скажу: в этот процесс я заходил в какой-то минусовой степени, поэтому то, что продюсер доверил мне писать сценарий, хоть и вместе с режиссером, это было с его стороны очень отважно. Я бы себе не доверил.
Очень разное кино
Планировалось, что фильм выйдет этой осенью. Планы не изменились?
В наше коронавирусное время говорить о планах – быть смелее бога. Я не знаю. Понимаешь, какая ситуация – я процесс-то отпустил, дальше это уже продюсерские дела. Я видел ряд вариантов монтажа фильма. Мы их обсуждали, потому что отснятого материала получилось почти на три часа, а фильм же нужен полуторачасовой. На моменте монтажа какие-то линии могут выбросить, а можно их, наоборот, расширить. На самом деле может получиться очень разное кино, смотря, как его смонтировать: где-то может быть больше юмора, где-то –наоборот. Мы пришли к какой-то финальной стадии монтажа, как там дальше пошел процесс после этого, клянусь, не знаю.
Исходя из того, что ты видел, можешь ли сказать, что предвкушаешь премьеру?
Я, наверно, не буду смотреть. Но это лично мое отношение. Я уже много раз расстроился и обрадовался, и опять расстроился, и опять обрадовался, потому что есть вечная дилемма «я гений – я говно». Ты смотришь: да, класс, все отлично. Затем – блин, да нет, такая чушь. И вот тебя постоянно этим колбасит. Это, наверное, мое отношение такое, мой подход. Я этот фильм выродил, отдал его, и бог уже с ним.
Судя по твоим прошлым высказываниям, книга «Я работаю на кладбище» стала для тебя своеобразной терапией: ты увидел слишком много горя и, чтобы в себе не держать, выплескиваешь его, освобождаешься от грустных мыслей, от каких-то тягостных рефлексий. Может ли такой терапевтический эффект иметь фильм?
Ты знаешь, я на это надеюсь, честное слово. Это самое основное, чего я жду, наверное, от этого кина, ей-богу. У меня с книгой так было: я понял, зачем ее написал, в один простой момент. Когда она продавалась на первом книжном форуме, ко мне подошла какая-то женщина, которая очень сильно плевалась на название, говорила: «Что за гадость вы продаете?» Прямо вообще так громко, яростно возмущалась, затем отошла. Потом я краем глаза заметил, как она тихонечко подошла, купила книжку, полистала ее. А потом я с кем-то общался, а она подошла сзади и меня обняла. Вот так положила щеку на спину и заплакала. Если после просмотра кино будет хотя бы один человек, которого отпустит то, что его там внутри терзает, значит, все не зря.
Я посмотрел множество разных фильмов, читал разные обзоры и понял одну простую вещь. Когда фильм проваливается, ругают сценаристов, когда удается – хвалят режиссеров. Я хочу, чтобы хвалили режиссера и актеров.
Читайте также:
Дмитрий Хоркин: «Мы очень серьезно обратим внимание на ночное слушание»
Ольга Хвоин, БАЖ: «Действия милиции в Беларуси – это натуральный фашизм»
Регина Тодоренко о работе на радио: «Пока я только ищу свой звук»
Фото: Майя Максимова/PR-департамент фильма «ЯПНЦ»
Подписывайтесь на «Телекритику» в Telegram и Facebook!
