Юлия Мостовая: «Я не хочу быть первой леди, но…»

Юлия Владимировна не стеснялась в высказываниях, цитаты из интервью быстро разошлись в сети. Не обошла его вниманием и «Телекритика».

Об Александре Разумкове

Мы не были женаты. Два года прожили вместе, у нас общий сын, но я никогда не была женой Александра Разумкова. (…) Он умел быть порядочным, но умел быть и хитрым. Опять же, умел видеть мир из своего окна – очень люблю таких людей. Я считаю, Украина – это часть мира, поэтому мы не можем себя рассматривать отдельно от него в этом микроскопе, который мы для себя придумали.

Надо выходить за пределы, видеть всю лабораторию. (Улыбается.) У Саши было много врагов, у него было и очень много друзей и благодарных ему людей: он умел быть людям полезен, быть заботливым человеком.

О первой встрече Мостовой и Гриценко

Нужно было идти на интервью к Кузьмуку. Пару вопросов сама могла сформулировать, но оборонная сфера специфическая, и я у Саши спросила, кто может помочь с вопросами. Он направил меня к Степанычу (Анатолий Гриценко). Саша считал Гриценко самым умным военным экспертом, потому и привлек Толю к сотрудничеству с Центром Разумкова – тогда это еще был Центр экономических и политических исследований.

А потом Степаныч возглавлял аналитическую службу СНБО, интеллектуальный штаб этой организации. Тогда мы и познакомились, это был 97 год, если я не ошибаюсь, перед Днем армии, конец ноября или начало декабря. Гриценко помог с вопросами, произвел на меня впечатление человека знающего, колючего, компетентного и очень самоуверенного.

«Все отношения начинаются с электрического разряда, который пробегает между локтями, если они соприкасаются. Потом это какое-то влечение, влюбленность, любовь, уважение, доверие… Такая вот пирамида»

Мы со Степанычем прошли огромный путь. Все отношения начинаются с электрического разряда, который пробегает между локтями, если они соприкасаются. Потом это какое-то влечение, влюбленность, любовь, уважение, доверие… Такая вот пирамида. А у нас все было наоборот. Когда Саши не стало и его команда приняла решение уходить и создавать центр, это было мое решение – что именно Степаныч должен его возглавить. И это было правильно, потому что он безмерно системный человек и очень серьезный менеджер, то есть организовывать процессы и принимать решения – это абсолютно его история.

Мы контактировали каждый день, потому что центр – это было для нас что-то абсолютно родное. И для меня, и для него, и для Шангиной, и для Рачка, и для Жданова, и для Валерки Чалого – вообще для всех. А каждую субботу он мне перезванивал, уже много лет, будучи под псевдонимом автором «Зеркала недели» Алексеем Гавриленко, еще с госслужбы. Он мне звонил и рецензировал номер, что для меня было очень важно, потому что это всегда было честно, умно и жестко. Мы стали друзьями, соратниками, по сути, не зная друг о друге ничего – только о своих ценностях и отношении к происходящему.

Спустя 6 лет Гриценко сделал предложение Мостовой

Когда Толя свалился на меня со своим признанием (мы были на конференции в Америке), у меня был полнейший шок! Он пригласил меня в китайский ресторан, мы заказали утку по-пекински, и пока я пудрила нос, он отдал мою тарелку со шкуркой от пекинской утки, которую я оставила напоследок, потому что это самое вкусное. А он сказал, что это 3,4-бензапирен. И я его не убила из-за этого, понимаете? Это был подвиг! (Смеется.) И вот потом мы сели на остановке и начали говорить.

«Мы выбрасывали друг на друга все, и у нас не осталось ни одного секрета – ни у него, ни у меня. И эти молекулы как-то так объединились, что вот мы с конца 2002 года вместе – и ссоримся только из-за детей»

Говорили тогда, не останавливаясь, наверное, месяца два или три, ночами. Напролет. Нет, ночами – это уже было потом… Мы рассказывали друг другу свою жизнь, потому что между нами была жизнь страны, а вот сейчас мы говорили о себе. И нужно было рассказать все: про первую любовь, родных людей, переломы, в прямом и переносном смысле слова… Мы выбрасывали друг на друга все, и у нас не осталось ни одного секрета – ни у него, ни у меня. И эти молекулы как-то так объединились, что вот мы с конца 2002 года вместе – и ссоримся только из-за детей. При том, что мы очень разные люди. Вот я – интуит, Толя – логик. Он безмерно ответственный, я могу уйти на крыло.

«Мы вместе, но нам нравится одиночество»

Мы не любим демонстрировать чувства. Крайне редко бываем в гостях: у нас не так много друзей. Нам друг с другом хорошо болтать и хорошо молчать. И мне его сейчас очень не хватает, потому что он ушел в свою борьбу, а я… Бегаю, как квочка по берегу, и не знаю, чем быть ему полезной.

О Петре Порошенко

В 2013 году, где-то в начале осени, мы сидели в ресторане «Эгоист», просто пили кофе, и он, тогда просто народный депутат, просил: «Юль, помоги мне вернуться в большую игру». У нас так всегда было: несмотря на небольшую возрастную разницу, он ко мне всегда обращался на «ты», а я – на «вы», так мне лучше держать дистанцию. «Не помогу, Петр Алексеич», – сказала тогда я. Он: «Почему?» – «Во-первых, я не с этого факультета. Я журналист, а не пиарщик». Ну, журналист – это разведчик, а пиарщик – контрразведчик. У них разные задачи и психотипы.

Порошенко было все равно, кем быть: главой КГГА, мэром Киева, спикером, руководителем нашей делегации в ПАСЕ, министром экономики – всем! Даже главой Нацбанка – лишь бы вернуться в большую игру.

«Путь к президентству – это страшная дорога, но само президентство – гораздо страшнее и тяжелее»

Я сказала, что это не мое – во-первых. «А во-вторых, – добавила, – я вам не помогу, поскольку считаю самым неискренним из политиков, которых знала за все мои годы в профессии». Он возмутился: «Почему?!» И у него, как всегда, «сльоза бринить». Я объяснила – наши отношения позволяли мне это сказать. «Потому что вы с младых ногтей диабетик, а выпускаете самое большое количество сладкого в стране». Не все понимают, что стоит за этими словами, но для меня это так. Он промолчал.

Через год президентства Порошенко меня пригласил – это была очень хитрая ловушка, он сделал вид, что готов ответить на все мои вопросы, потому что я собиралась орбиты его нарисовать… Потом поняла: орбит нет, есть комета, большой хвост космического мусора, а там… Ну кто там? Пасенюк, Григоришин, Кононенко, Медведчук – вот, собственно говоря, и все орбиты, что там рисовать было, в 2015 году?

Словом, Петр Алексеич пригласил меня и говорит: «Спрашивай все, что ты хочешь, на все вопросы отвечу!» А я знаю его много лет… Сказала: «Петр Алексеич, ехала к вам – и мучительно думала, о чем вас спросить. У меня к вам нет вопросов». Я не хочу слушать ложь. Ну, этого я не говорила, только о том, что вопросов нет. Ну, президента откачали, все нормально… Потому что аж дыхание сперло: всем от него что-то нужно – деньги, посты, информация, – а мне ничего не надо, я все понимаю! Все вижу, все знаю – от медицинской карты до офшорных проводок. И не хочу слушать эту ложь.

Об амбициях Гриценко стать президентом

Мне с ним (Гриценко. – Ред.) не страшно, понимаете? И мне так не хотелось разжимать это состояние и отдавать его (с болью в голосе. – Ред.) туда, в холод! «Путь к президентству – это страшная дорога, но само президентство – гораздо страшнее и тяжелее». Это сотни принимаемых решений в день. Но я смирилась – ладно, пускай кому-то тоже будет спокойно и не страшно.

О вероятной роли первой леди

Послушайте, я довольна своей жизнью. У меня было любимое дело, и у меня есть любимый человек. То есть я двукрылое существо как бы. Я не хочу быть первой леди, но хочу, чтобы в нашей стране появился человек, с которым не страшно остальным женщинам и иногда мужикам. Поэтому я готова жертвовать. Хотя есть несколько вещей, которые я могла бы продвинуть в этом статусе. Не хочу об этом говорить, но это важно для детей, стариков: я – как Штирлиц, «старики и дети».

О флирте политиков и консерватизме

Вы знаете, я умею останавливать взглядом. А если не остановлю взглядом, то остановлю с ноги. Я вообще очень консервативна в отношениях. У меня не было случайных романов, отношений, которые длились бы меньше, чем четыре года. По нынешним меркам, я ужасный консерватор. Безусловно, моменты притязаний случались, но чаще это были очень достойные мужчины, которые понимали, когда получали отказ.

О детях

Глеб сейчас находится в Японии. Он студент Токийского университета. Он два курса отучился в университете Торонто, у него медаль всемирной олимпиады по химии. А в Токио набирали группу, которая обучается на английском языке: пять-шесть человек из других стран, которые получают стипендию университета. Да, Япония – очень дорогая страна, иначе мы не потянули бы никак. Нам и с Канадой было тяжело, несмотря на то, что на образование детей мы всегда деньги откладывали, да и от Сашиных (Разумкова. – Ред.) средств что-то осталось.

Но Япония – как другая планета, очень интересный вызов. И сын сейчас это проходит – в числе отобранных ребят. Это непросто, скажу я вам. Он живет в чулане под лестницей, словно Гарри Поттер, в крошечной комнатке. Ездит на велосипеде, всегда мокрый, как хлющ, потому что там сезон дождей. (Улыбается.) Мама, конечно, переживает, но он молодец, справляется. Ане, младшей дочери, 14. Она рисует, а еще дружит и лидерствует. Мне кажется, что Аня – душа класса. Она очень похожа на меня, только с Толиной ответственностью.

Как вы понимаете, это только небольшая часть интервью. Полное интервью длится три часа. Остальное можно посмотреть и послушать ЗДЕСЬ.