_
_
Вы частый гость в Украине. На взгляд стороннего наблюдателя, изменилась ли страна в последнее время?
Я впервые приехал в Украину в 2008 году и с тех пор возвращаюсь каждый год. Я вижу огромные изменения – в энергии, мечтах и мироощущении молодого поколения. Я замечаю это по новым бизнес-идеям, по тому, как люди говорят, по их отношению к остальному миру. Но в основном это заметно по своего рода американской оптимистичной идее: у нас есть мечта, так давайте же идти к ней. Меня окружают люди в возрасте до 30-35 лет, и их планы порой просто сумасшедшие. 10 лет назад единственной мечтой молодого поколения было эмигрировать – «я уеду жить в Лондон, в Нью-Йорк». Здесь и сейчас это стало редкостью – большинство населения почувствовало новую любовь к Украине, они хотят остаться и у них достаточно энергии и желания, чтобы строить новую, современную, инклюзивную, демократическую Украину.
Многие утверждают, что бизнес-климат и уровень коррупции в Украине особо не изменились. И я не хочу сказать, что Украина внезапно взяла и превратилась в Бруклин. Я говорю именно о молодом и целеустремленном поколении.
«Украинское кино становится более экспериментальным, более «западным» в подходе к сюжету. Актерская игра избавляется от советского театрально-мелодраматического налета»
А что насчет современного украинского кино? Как оно вам?
Мне нравятся украинские режиссеры. На мой взгляд, местное кино становится все более экспериментальным, более «западным» в подходе к сюжету. Актерская игра избавляется от советского театрально-мелодраматического налета – не скажу, что это плохо или хорошо, главное, что это – движение к чему-то новому.
Мне очень понравился фильм «Стремглав» – очень-очень! И актерская игра, и режиссура. «Братья» Виктории Трофименко – это тоже было великолепно. Есть также масса молодых документалистов, которые создают прекрасные работы. Я выполняю роль консультанта на My Street Films в рамках фестиваля «86» и ежегодно встречаю 8-10 новых авторов. Их много – Петр Армяновский, например, очень талантливый режиссер; Оксана Казьмина, которая сняла «Мой кристалл»…
_
_
В ходе лекции вы упомянули, что публике в России понравился «Русский дятел», что вам аплодировали. Тем не менее, если почитать российские сайты, его сплошь и рядом называют русофобской пропагандой. Вам никогда не угрожали, не отговаривали от съемок? Ваш новый фильм «Секс в Советском Союзе» тоже ведь довольно провокационный в плане содержания.
Мне нужно было выразиться яснее: «Артдокфест» в Москве и Санкт-Петербурге – это, наверное, те единственные на всю Россию 500 людей, которые могли нам стоя аплодировать. Это не усредненный портрет российской аудитории, это диссиденты. Это очень важно подчеркнуть. Знаете, мы показывали фильм как раз после аннексии Крыма и начала событий на Донбассе, так что эмоций было много.
Как вы понимаете, во всем западном мире существует большая диаспора россиян и украинцев. Так что, когда мы показывали фильм в Нью-Йорке, Торонто, Сан-Франциско, один-два пожилых советских кадровика могли воскликнуть «чушь!», но большинство таких людей в принципе не смотрят авангардные документальные фильмы.
«Меня критиковали в Украине за то, что «Русский дятел» был недостаточно проукраинским. Мол, Украина – это мужчины и женщины, которые строят лучшее будущее, а вы показываете какого-то странного нестриженого типа»
А угрозы – нет, с чего бы? В некотором смысле я… [делает паузу и произносит по-русски] трус. Наш фильм не направлен против Путина или России. Он направлен против советской ментальности, которая существует и в Украине. Все люди, с которыми мы общались в ходе съемок, все антиевропейски настроенные люди здесь – это советские украинцы. Я не хочу никого задирать, ведь существует предостаточно хороших историй о людях, которые уже умерли: как в случае с «Сексом в Советском Союзе» – главный герой моего фильма (советский сексолог, диссидент Михаил Штерн. – Ред.) умер в 2005 году. Я вовсе не так смел, как журналисты, которые в Москве или даже здесь, в Украине, задают по-настоящему неудобные вопросы. Это не моя специализация. Моя специализация – более философский, более неоднозначный взгляд.
Да что там, меня неоднократно критиковали украинцы за то, что мой фильм («Русский дятел». – Ред.) был недостаточно проукраинским! Мол, почему Украину воплощает этот сумасшедший художник? Это не Украина, Украина – сильная, здоровая, это мужчины и женщины, которые строят лучшее будущее! А вы показываете этого странного нестриженого типа. Но я не хочу снимать пропаганду. Конечно, как у человека, который верит в либеральные устои и ненавидит тоталитарный строй (будь то в США, Украине, Китае, России или Турции), у меня есть своя точка зрения. Но тоталитаризм – это не один человек, это не Путин; это общество, которое позволяет подобным вещам происходить. В США 60 миллионов человек проголосовали за Трампа, который четко дал понять, что не уважает наши устои. Так что дело не только в Трампе, дело в обществе.
Фатих Акин: «Я – потенциальная мишень для неонацистских группировок»
Многие скажут – а зачем же тогда снимать фильмы о событиях прошлого века? Взять хотя бы «Секс в Советском Союзе» – сейчас, в эру Вайнштейна, столько скандалов… В чем актуальность этих старых историй?
Ну, во-первых, я специализируюсь на постсоветском пространстве. Есть сотни других замечательных американских режиссеров, которые снимут важные фильмы о том, какое зло учинил Вайнштейн и другие. Мое преимущество в том, что я знаю, люблю и говорю на языке постсоветского пространства; здесь я и ищу свои истории. И раз уж на то пошло: как Харви Вайнштейну удавалось избежать наказания? Как удавалось избежать наказания врачу олимпийской сборной (Ларри Нассару. – Ред.)? Все дело в системе, внутри которой они существовали. Технически, была свобода печати, но не было никого, кому можно было рассказать подобные истории.
«Не скажу, что США за один день превратились в СССР, но мы движемся в весьма пугающем направлении»
То же самое происходило в СССР, где члены партии насиловали молодых девушек, а директора заводов насиловали работниц. Когда не существовало свободы печати и справедливого суда – куда было идти жертвам? На мой взгляд, тоталитаризм (будь то в семье, городе, обществе или стране) приводит к сексуальному насилию. Так что, мне кажется, этот вопрос еще актуален. В США хватает людей, которые хотели бы возродить те вещи, которые были в СССР: например, сделать аборты незаконными. В СССР был самый высокий процент абортов и самый высокий уровень смертности от абортов. Некоторые американцы хотят, чтобы приставания к женщинам, не имеющим власти, были нормой – «о, да это все сплетни». Люди, поддерживающие Трампа, пишут: «Ой, да она сама напросилась, да чего она ожидала, когда шла к нему?» Не скажу, что США за один день превратились в СССР, но тем не менее мы движемся в весьма пугающем направлении. Возможно, мой фильм прольет на это определенный свет.
Моя главная цель не в том, чтобы сделать мир лучше. Она в том, чтобы рассказать историю удивительного человека, которая позволит всем нам лучше понять друг друга. Я не считаю себя social justice warrior («борец за социальную справедливость» – так в США иронично называют людей, ревностно отстаивающих либеральные принципы в интернете. – Ред.), я в этом не специалист. Мне нравится двусмысленность. И хотя я голосовал против Трампа и ходил от двери к двери, агитируя за Хиллари Клинтон, в мире моих фильмов я стараюсь взглянуть на противоречия внутри человека и на то, что они говорят нам об обществе.
_
_
В фильме «Секс в Советском Союзе» вы поднимете тему секс-шпионажа. Сейчас много голливудских режиссеров обратились к ней – вышел «Красный воробей»…
Я первый начал! (Смеется.)
…«Атомная блондинка» и так далее. Вы работали с архивами, с реальными историями – как считаете, они могут посоревноваться с голливудскими выдумками?
Я надеюсь, что они будут даже интереснее. Все наши реконструкции основаны на дневниках, записках, архивных новостях, письмах – первоисточниках. Конечно, в Голливуде вы можете позвать Дженнифер Лоуренс, применить спецэффекты, пиротехнику – у нас всего этого нет. Но у нас есть удивительная актриса Даша Плахтий и удивительно правдивая история о том, как ее героиня спаслась – единственный «воробушек», которому удалось упорхнуть от агентов КГБ.
«Людей, заснувших на показах «Красного воробья», будет больше, чем людей, которые когда-либо посмотрят мой фильм. Но те, кто все же посмотрят, – это «мои» люди»
Но у вас есть любимые режиссеры художественных фильмов? Такие, которые вас вдохновляют?
Да, но я должен подчеркнуть, что раньше продолжительное время работал в театре, так что я с опозданием знакомлюсь с кино, и я не эксперт в этом плане. Самым влиятельным фильмом для меня был документальный «Акт убийства» (фильм Джошуа Оппенхаймера о геноциде в Индонезии. – Ред.). Он показал мне, как можно применить мой театральный опыт в кино и добавить в документальный фильм немного фантазии.
Прозвучит дико, но Уэс Андерсон также сильно на меня повлиял. Я вдохновляюсь не только его «романом» с изображением, его вниманием к деталям, но и тем, что его герои всегда трехмерны. Большую часть жизни меня окружали фильмы Акиры Куросавы, особенно «Дерсу Узала» (с его помощью я учил русский язык). Мне нравятся фильмы о странных, непривычных персонажах, эксцентричных людях и нравятся режиссеры, которых привлекают эти экстремальные проявления человеческого.
Если говорить о документальном кино, то, конечно, Вернер Херцог – один из моих учителей. Недавно мне пришлось брать интервью у убийцы. Я боялся, потому что нужно было встретиться с ним наедине, в темном переулке. Я не знал, как все пройдет. Я откладывал эту встречу много месяцев, но потом посмотрел «Бремя мечты» – документальный фильм о том, как Вернер Герцог снял одну из своих лент. И как только я его посмотрел, я сказал себе: нужно это сделать. Я говорил, что как правило я трус, но время от времени вдохновляюсь чужим примером – так что я поднял трубку, договорился и взял это интервью.
Нет, вы так не можете. Часть І
Вы упомянули документальные фильмы с элементом выдумки. А что случилось с вашим проектом «Мамонт»?
О, «Мамонт»… «Мамонт» есть и, наверное, всегда будет моим magnum opus. Может, у меня уйдет двадцать лет на то, чтобы его закончить, потому что он – о будущем человечества и в то же время – о прошлом всего, что когда-либо жило на земле. Мы потратили много моральных сил, работая над ним как над документальным фильмом, и столкнулись со слишком многими этическими проблемами.
Мы нашли девочку, которая хотела клонировать своего умершего брата с помощью той же технологии, которую хотят использовать для клонирования мамонта. Моя первая мысль была: эта человеческая история интереснее, чем ученые с микроскопами и компьютерами. Но в конце концов мне пришлось согласиться с продюсерами насчет того, что это чересчур близко к манипулированию ребенком. Так что сейчас мы переписываем историю как художественный фильм. Как только все будет готово, мы снимем его – здесь, в Украине, – в стиле приключенческого фэнтези. Что-то в духе Уэса Андерсона: «Королевство полной луны» встречает «Семерых самураев», это будет такой безумный мэшап. Но дата под вопросом, это будет уже после «Секса в Советском Союзе».
При создании «Секса в Советском Союзе» вы опросили множество пожилых людей, бывших граждан СССР. Как вы их (или они вас) находили?
Facebook! Знаете, порой я ненавижу Facebook, потому что я скучаю по старым временам… Но тут я просто написал пост «Может, ваш дедушка или ваша бабушка хочет рассказать о своей молодости?» (Мы написали: «о любви, об ухаживаниях, о свиданиях».) И моя ассистентка Саша Чуприна, которая невероятно мне помогает, собрала все эти наводки, и первые же интервью оказались очень искренними. Я бы с удовольствием продолжил брать комментарии, потому что было интересно. И что также интересно – они все противоречат друг другу!
«В США молодежь занималась любовью на задних сидениях автомобилей. В СССР машины были не у всех, но в каждом городе был «Палац культуры»»
Какая история вас больше всего впечатлила или позабавила?
Одна женщина рассказала нам о том, как люди справлялись с невозможностью уединиться. Жители ее города стали экспертами по поиску мест для занятий сексом вне дома. И вот перед нами сидит эта 80-летняя бабушка, и прямо заметно, как она воссоздает все это в памяти: «Ох, была одна скамейка, как раз в тени дерева, можно было пойти туда… А если скамейка была занята, то оставался кинотеатр! В последнем ряду можно делать все что угодно».
Мне это показалось интересным, потому что в США у всех были машины, так что молодежь занималась любовью на заднем сиденье. В СССР 50-х машины, похоже, были не у всех, но везде был (говорит по-украински) «Палац культуры»: идешь на скучный фильм и садишься на последний ряд.
Хотя большинство историй было более трагическими. Много неурядиц, много абортов, невежества и страха. Непонимание собственного тела, непонимание самих себя. И другие по-настоящему кошмарные вещи. Была огромная разница между историями бабушек и дедушек, которые работали инженерами или учителями, и историями, которые мы услышали от больших шишек. Для них это был другой мир. Секретарши негласно считались проститутками. Насилие, жестокость… И от тех, в чьих руках была власть, как всегда, страдали женщины.
Фото предоставлены Фестивалем американского кино «Независимость» (AIFF)
