«Земля» Александра Довженко
Как ни странно, но в советском кино, несмотря на жесткий прессинг цензуры, куда более лояльно относились к изображению обнаженного тела на экране, чем в Италии с ее властью католической церкви или в том же Голливуде, где до 1968 года действовал очень жесткий цензурный Кодекс Хейса, также «продавленный» католиками из «Легиона благопристойности». Есть очень смешное свидетельство, как режиссер фильма «Бонни и Клайд» и исполнитель главной роли Уоррен Битти «сдавали» свой фильм эксперту из «Легиона» (духовенство сертифицировало каждый сценарий и уже готовый фильм), а святому отцу весь сеанс мерещилось, что на Бонни в исполнении Фэй Данауэй не было нижнего белья.
По крайней мере, такую сцену, как в «Земле» Александра Довженко, с полностью обнаженной Еленой Максимовой, в 1930 году «зарезали» бы еще на бумаге, вымарав из сценария. Напомню, что огромной художественной мощи эпизод похорон Васыля – героя коллективизации, убитого «кулаками», смонтирован с кадрами, в которых обезумевшая от горя жена Васыля Наталка мечется по хате, в отчаянии сжимая голую грудь. Говорят, фильм крепко не понравился самому Сталину, который напустил на Довженко придворного сатирика Демьяна Бедного. К счастью, «Землю» отстояло Всеукраинское объединение работников революционной кинематографии, члены которого смогли обосновать художественную необходимость спорной сцены. И хотя на родине Довженко массовый прокат «Земли» довольно быстро свернули, на экраны фильм вышел без купюр и был продан в Америку и Европу, где картину признали безоговорочным шедевром.
В принципе, все остальное вы и сами прекрасно знаете и видели не раз: языческие пляски в «Андрее Рублеве» (1966), сцену купания в бане из фильма «А зори здесь тихие» (1972), Наталью Вавилову топлес в «Москва слезам не верит» (1979), обнаженную грудь Александры Яковлевой в «Экипаже» (1980) и первый стыдливый советский секс в «Маленькой Вере» (1988). Но всякий раз такая вольность была результатом изматывающих баталий режиссеров с кинематографическим начальством, которому приходилось доказывать, что это не буржуазная эротика, а художественная необходимость.
«Сладкая жизнь» Федерико Феллини
Чаще всего цензурные ножницы проходились по эротическим сценам в католической Италии, где в разное время оказывались под судом такие известные нарушители кинематографического спокойствия, как Лилиана Кавани и Пьер-Паоло Пазолини. Но впервые Ватикан допустил промах в 1960 году, когда осудил ставший теперь легендарным фильм Федерико Феллини «Сладкая жизнь», – тем самым создав картине лучшую рекламу.
К слову, дикая касса, которую после протеста Ватикана сделал «Код Да Винчи», заставляет задуматься о заговоре продюсеров с католическим духовенством, но отсюда рукой подать до конспирологии в духе Дэна Брауна, так что не будем развивать эту тему. Тем более, что в 1960 году католическая церковь в Италии обладала более чем реальной силой, и после критической публикации в газете Ватикана L’Osservatore Romano правительство Фернандо Тамброни официально запретило публичную демонстрацию «Сладкой жизни» в Италии. (Запрет продержался два месяца, пока к власти на смену правым не пришли христианские демократы.)
Сейчас эротика «Сладкой жизни» может показаться наивной, а сам фильм – тяжеловесным для зрителя, который привык к динамичному ритму и монтажу современных картин. И хотя Феллини и не ставил перед собой задачу снять развлекательное кино, именно эта трехчасовая монументальная история моральной деградации репортера светской хроники на фоне Рима пятидесятых стала самым кассовым фильмом великого режиссера. Спасибо скандалу.
«Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи
«Последнее танго в Париже» знатоки называют последним фильмом, который пострадал от цензуры. Одна из лучших картин Бертолуччи, она и сейчас производит сильное впечатление, и можно только догадываться, как фильм воспринимался зрителями далекого 1973 года. И дело не только в сценах с обнаженной Марией Шнайдер, составляющих добрую половину хронометража, и не столько в знаменитой сцене с маслом (тут проще загуглить, чем объяснить). Куда более сильное впечатление производит порнографическая обнаженность чувств, электрическое напряжение сексуального влечения. Причем все это передано так осязаемо, что кажется, вот-вот расплавится экран.
При этом гнев итальянских цензоров трудно понять, потому что «Последнее танго в Париже» по сути католический фильм – в том смысле, что очень четко артикулирует мотив расплаты героев за их аморальность. Но у цензоров перед глазами упорно стоял небритый лобок Марии Шнайдер, и дальше ее груди они ничего не желали видеть. Как результат, Бертолуччи со своим продюсером Альберто Гримальди год были под судом по обвинению в непристойности.
Поразительно, но легендарный фильм Пазолини «Сало, или 120 дней Содома», который через три года после «Последнего танго в Париже» также попал под суд по аналогичному обвинению, через год был оправдан как произведение искусства. И хотя там в кадре творились вещи пострашнее, все экранные мерзости легко можно было объяснить с политической точки зрения. А фильм Бертолуччи на родине, в Италии, вышел в прокат только в 1987 году.
«Последний киносеанс» Питера Богдановича
Шедевр режиссера Питера Богдановича «Последний киносеанс», рассказывающий о взрослении подростков в американской глубинке пятидесятых, вышел в прокат в 1972 году, когда «обнаженкой» уже никого нельзя было возбудить. Казалось бы, целомудренная красота совсем юной Сибилл Шеперд бесконечно далека от порнографии. Да и сама сцена в бассейне, где актриса снялась полностью обнаженной, очень важная для понимания характера героини. Но через год после выхода фильма на экраны нашелся идиот, который попытался через суд добиться присуждения «Последнему киносеансу» прокатного рейтинга R. (Допускаются только зрители после 18 лет и то в сопровождении взрослых.)
Дальнейший процесс смахивает на судебный анекдот, поскольку суд не согласился с мнением прокурора о том, что в «Последнем киносеансе» показаны женские гениталии, ехидно намекнув, что тот вообще не знает, как они выглядят. А значит, пусть откроет медицинскую энциклопедию, изучит иллюстрации к соответствующей статье и сравнит с тем, что он видит на экране. К счастью, после того, как трем разным судьям пришлось признать, что прелести Сибилл Шеперд не похожи на картинки из медицинского атласа, фильм оставили в покое.
Чем показательна эта история? Дело в том, что согласно Кодексу Хейса, нельзя было обжаловать запрет на демонстрацию фильма в суде, но после его отмены адвокаты киностудий могли рубиться в судах за свои деньги до последнего. Как мы увидим дальше, при этом все средства были хороши.
«Коррида любви» Нагисы Осимы
Все, кто хотя бы поверхностно знаком с японской массовой культурой, в курсе, что для художников и кинематографистов Страны восходящего солнца табуированных тем, кажется, не существует. Но так было не всегда. В 1976 году сам факт съемок фильма «Коррида любви» настолько потряс японскую общественность, что режиссеру пришлось вывозить пленки из страны контрабандой и заканчивать монтаж во Франции.
Никогда раньше искусство не переплеталось так тесно с порнографией, уж простите за неловкий каламбур. И никакая другая кинематографическая культура, кроме японской, с ее полутонами и тонкими психологическими нюансами, не могла бы превратить фильм, на добрую половину состоящий из сексуальных игрищ героев, в философскую притчу о любви как жестоком изматывающем поединке, в котором выживет только один. (Здесь «Коррида любви» занятно рифмуется с «Последним танго в Париже», в котором мужчина также погибает, как морально более слабый, а потому заранее обреченный в борьбе полов.)
В результате Осима отправился под суд вслед за своей героиней, и режиссера тоже вполне ожидаемо оправдали, пускай через долгих четыре года тяжбы – ведь он точно так же руководствовался лучшими побуждениями. Правда, Осима победил цензуру лишь частично: когда фильм вышел на экраны, изображения половых органов в кадре все равно «заблюрили».
«Калигула» Тинто Брасса
История о том, как продюсер и издатель журнала Penthouse Боб Гуччионе протаскивал на экраны свой фильм «Калигула», – едва ли не самая позорная страница в истории борьбы кинематографа с цензурой. В производство картины было вложено $20 млн, так что в широкий прокат она должна была попасть в любом случае. (Для сравнения: поставленный в том же году «Кинг Конг» Джона Гиллермина с его механической куклой обошелся в 25 миллионов.)
Гуччионе изначально повел себя со своими партнерами не совсем честно. «Калигула» заявлялся как исторический фильм, пускай и со сценами насилия и жестокости, который исследует пагубную природу абсолютной власти. Но на стадии постпродакшена затейник-продюсер смонтировал с готовым материалом откровенную порнуху, которая снималась отдельно, без ведома режиссера и главных звезд фильма. Стоит ли говорить, что автор сценария – крупный американский прозаик Гор Видал и не менее титулованные актеры Джон Гилгуд и Питер О’Тул были, мягко говоря, в шоке от увиденного. В результате катушки с фильмом, который снимался и монтировался в Италии, арестовали прямо в аэропорту Кеннеди, когда Гуччионе привез «Калигулу» для премьеры в Нью-Йорке. Дальше началась судебная эпопея, в которой победил хитрец Гуччионе, в очередной раз совершив подлог: в суде он показал сокращенную версию, без порнографических сцен, и смог доказать, что «Калигула» – политический фильм. Само собой, в прокат пошла полная версия, хотя и с рейтингом Х.
Итак, впервые порнофильм был показан в обычном, не специализированном кинотеатре, но стоила ли игра свеч? Сам Гуччионе скорее потерял на «Калигуле», чем заработал: фильм принес 23,5 миллионов, а нам время от времени приходится смотреть такие странные фильмы, как «Бурый кролик» Винсента Галло. Кстати говоря, в Казахстане и Беларуси за «Калигулу» до сих пор можно схлопотать неприятности.
А вот ответить на вопрос, хороший это фильм или плохой, каждый должен для себя сам: рейтинг на IMDB – всего лишь 5,3 балла из 10 возможных.
«Основной инстинкт» Пола Верховена
Список был бы неполным без фильма, который требовали запретить каких-то четверть века назад. Когда, казалось бы, в кино показали уже все, что можно и чего нельзя, а за искусством закрепили право на самые радикальные и уродливые средства выражения. Речь об «Основном инстинкте» Пола Верховена.
Ставший уже классическим нео-нуар, в котором писательница-бисексуалка затевает опасную игру с полицейским, не без оснований подозревающим ее в жестоких убийствах, вызвал волну критики не за сцену допроса, в котором героиня Шерон Стоун раскованно забрасывает ногу на ногу. (Кстати говоря, Верховену пришлось перемонтировать ее 14 раз, чтобы вы ничего не увидели, но при этом остались в полной уверенности в том, что видели все.)
Возмутились общественные организации, отстаивающие права ЛГБТ: мало того, что героиня Шерон Стоун спит с женщинами, она еще и мужиков режет, а такой персонаж однозначно дискредитирует ЛГБТ-сообщество. Но, несмотря на давление и угрозы, Верховен отказался вносить какие-либо изменения в фильм – как результат, продюсеру сожгли автомобиль, сценарист Джо Эстерхази отрекся от своего детища, а премьерные показы «Основного инстинкта» превратились в ЛГБТ-демонстрации. Эта ситуация едва не привела к ужесточению цензуры в Голливуде, к которой призывали католические организации Лос-Анджелеса, но обошлось. А поднимающее голову движение New Queer Cinema вполне успешно дискредитировало своими фильмами ЛГБТ-сообщество и без усилий больших киностудий.
