Известный российский журналист и главный редактор телеканала «Дождь» в 2010-2015 годах Михаил Зыгарь рассказал на Public Talk в Fedoriv Hub о работе «Дождя» в кризисные моменты и о том, почему в журналистике не бывает абсолютной независимости.
На «Дожде» с самого начала не было ни команды, ни опыта, ничего. Онлайн-телевидение тогда только набирало популярность, и я был одним из тех, кто начинал телеканал «Дождь».
Мне говорили, что невозможно начинать большой проект на мели. Предлагали работать на «Коммерсантъ ТВ». Но мне очень захотелось рискнуть. Через два года «Коммерсантъ ТВ» был закрыт, а «Дождь» существует, как ни странно, до сих пор.
Работа телеканала «Дождь» — это постоянный риск, который мы превратили в бизнес. Осенью 2011 года мы ожидали скучные парламентские выборы. За ними неинтересно было следить, поэтому я придумал странную вещь: аккредитовал всех сотрудников ТВ (вплоть до охранников и уборщиц) членами различных избиркомов. Я думал, это будет фан. Но в Администрации президента РФ посчитали, что мы готовим провокацию.
Мы довольно сильно рискнули бизнесом, но угадали интерес аудитории. Именно во время тех выборов членство в избиркомах стало общественным аттракционом. Это нас спасло. Ведь, с одной стороны, это были еще вегетарианские времена, а с другой – именно тогда появилось выражение «звенья одной гребаной цепи», и многим редакциям перед выборами пришлось несладко. Через неделю после выборов был митинг на Болотной площади.
Мне хотелось, чтобы телевидение не было поверхностным жанром, и потому я активно встречался с ньюсмейкерами и читал после таких встреч своим журналистам лекции. Я хотел, чтобы они были в курсе, что происходит в стране на самом деле.
В феврале 2014 года был тот самый эфир с вопросом ведущих о Ленинграде (стоило или не стоило сдавать город, чтобы спасти десятки тысяч жизней). Оказалось, что тогда нас совершенно «случайно» смотрело сразу несколько известных людей (вроде певицы Валерии или Тины Канделаки), а также депутатов Госдумы. Все эти люди моментально стали писать в twitter и возмущаться происходящим на «Дожде». На нас обрушился шквал критики со всех сторон и было непонятно, как себя вести: обороняться или извиняться? Мы стали делать и то и другое.
В течение того месяца нас отключило 25 важнейших кабельных и спутниковых операторов из 275. И именно эти 25 операторов обеспечивали 90% нашей аудитории. Если в начале февраля нас смотрело 20 млн человек, то к концу февраля — 2 млн человек. Естественно, от нас ушли рекламодатели.
Это было начало интересной игры в зависимость и независимость. В течение всего года нам отстреливали какую-то часть тела: сначала аудиторию, потом рекламодателей. Но мы заявили о травле телеканала, и нашлись люди, которых этот факт возмутил. Мы объявили сбор средств и за неделю собрали со зрителей $2 млн.
Потом нас выгнали из студии, потом Госдума законодательно запретила рекламу на платных телеканалах. Стало понятно, что мы должны искать другие точки зависимости.
Мы начали эксперимент с платной подпиской. Оказалось, что люди к этому готовы. В августе 2014 года у нас был феноменальный и непросчитываемый наперед финрезультат.
Нам помогла ситуация с Украиной. Мы сразу подхватили тему Пскова и погибших российских десантников. Это было гражданское расследование и огромная работа по верификации данных. В течение первых дней число наших подписчиков выросло едва ли не в три раза (сейчас у нас их 60 тысяч). Люди понимали, что российские солдаты втайне гибнут, а единственный канал, который об этом рассказывает, — полуголый «Дождь». У нас изменились в тот август не только финпоказатели, но и понимание того, что мы делаем.
Если ты избавился от одной зависимости, значит, ты зависишь от чего-то другого. Именно так все работает в медиабизнесе и журналистике. Как только тебе кажется, что ты выиграл, ты проиграл.
Зависимость от аудитории — самая лучшая зависимость, думал я. Как главред я был счастлив не зависеть от рекламы и коммерческого отдела, и не было необходимости придумывать ненужный контент про какое-нибудь кулинарное шоу, чтобы привлечь деньги.
Но если вы зависите от своих зрителей, то вы и отгребаете от своих зрителей. Когда мы показали во время региональных выборов карту России вместе с Крымом (а мы не могли поступить иначе и пойти вразрез с законодательством страны, в которой работаем), зрители вынесли нам первый вотум недоверия. И тут оказалось, что мы больше не можем просить у добрых людей убежища от злых людей. Тут больше нет добрых людей, они все тобой недовольны.
Зрители поняли, что они единственный источник власти для нас и потому имеют право нам диктовать. Они платят, они и спрашивают.
Но зрители при этом еще и как дети, они не любят ничего радикально нового и не любят риск. Зрители любят звезд. Оказалось, что наша аудитория любит Быкова, Белковского и Собчак, и она хочет смотреть их круглосуточно, смотреть то, к чему привыкла.
«Дождю» же как бизнесу нужно быть стабильно зависимым от того, что приносит деньги. И если на нас подписываются, чтобы смотреть Быкова и Белковского, значит, нам нужно делать то, что хочет наша аудитория. Аудитории не нужны вызовы и смелые эксперименты. Поэтому в конце прошлого года я ушел с «Дождя».
Фото: Максим Лисовой
