Битническая поэма: «Отпуск без конца» (Permanent Vacation) 1980
_
_
Дебютный фильм Джармуша не случайно напоминает поэзию битников. Главный герой, Крис Паркер – реальный персонаж, играющий в фильме самого себя, был большим поклонником бит-культуры и бибопа (разновидности джаза сороковых-пятидесятых, которым вдохновлялись Аллен Гинзберг и прочая бит-компания). Сам режиссер рассказывал, что история «Отпуска без конца» началась со случайного знакомства с Паркером, который форменным образом очаровал Джармуша харизмой обаятельного проходимца и самозабвенного тусовщика. Он и задал поэтику фильма.
В «Отпуске без конца» то же постоянное движение вперед, как в ключевой книге бит-культуры, романе Джека Керуака «В дороге» – герой существует как личность только в пути, потому что сам процесс перемещения из точки А в точку Б является для него способом обретения смысла жизни. То же ощущение спонтанной импровизации, нарочитая шероховатость стиля и свободная структура верлибра с внутренними рифмами, как в стихах Гинзберга.
Тревожная смесь меланхолии с апокалиптическим предчувствием, свойственная лучшим гинзберговским стихам, остро ощущается в тех сценах фильма, где Паркер разгуливает по руинам Нью-Йорка под призрачные звуки гамелана, ритуальной индонезийской музыки. (Любопытную рифму с названием фильма находим у Бальмонта: «Гамеланг – как море – без начала, гамеланг – как ветер – без конца».)
И самое главное: ощущение безграничной свободы. Во всем.
Поэма о смерти: «Мертвец» (Dead Man) 1995
_
_
Если о Джармуше будет уместным сказать, что однажды он проснулся знаменитым, то это произошло благодаря успеху самого известного его фильма «Мертвец». В истории посмертного путешествия, снятого как медитативный вестерн, все наполнено поэзией: начиная именем главного героя, которого зовут точно так же, как английского поэта-романтика XIX века. И заканчивая блейковскими строчками, которые цитирует индеец по имени Никто, сопровождающий героя Джонни Деппа в его загробном путешествии. (При этом, в типично джармушевском стиле, все вокруг читали Уильяма Блейка, кроме, собственно, самого Уильяма Блейка.) Кстати, именем Никто, как мы помним, называл себя Одиссей.
Довершает впечатление запредельная красота каждого кадра – не исключено, что Джармуш и его оператор Робби Мюллер, истинный поэт черно-белой эстетики с многочисленными оттенками серого, вдохновлялись пейзажами Теодора Киттельсена. И, конечно же, – особый ритм, который подчеркивается затемнением между сценами, похожими на отдельные стихотворные строфы, лаконичные и самодостаточные.
Готическая поэма: «Выживут только любовники» (Only Lovers Left Alive) 2013
_
_
Полумрак готических особняков, кривые улочки Танжера и безлюдные площади умирающего, совершенно призрачного Детройта, героиновый «приход» от свежей крови (первая группа, резус отрицательный) – такого концентрированного сумрака хватило бы на все «Сумерки» вместе взятые. Неожиданно для всех Джармуш снял меланхолическую сказку о последних вампирах, обреченных на вымирание. Но вампиры здесь, конечно же, всего лишь метафора: это поэты, художники, изобретатели и мыслители, которые в своем подполье исподволь делают этот мир хоть чуточку прекраснее.
Джим Джармуш: «Если вы зайдете в бар в каком-нибудь американском городке и в разговоре оброните слово «поэзия», наверняка будете битым»
В ожидании неизбежного финала Джармуш, подобно своим героям, любовно собирает в кадре милые сердцу мифы и артефакты поп-культуры. Вот дом, в котором родился музыкант Джек Уайт из The White Stripes. А вот легендарный Hangstrom – на одной из таких гитар играл сам Френк Заппа, чьи пластинки навсегда изменили сознание юного Джармуша. На проигрывателе крутится «сорокопятка» Чарли Фитерса Can’t Hardly Stand It. (Не такой уж раритет, 10 евро на Discogs за оригинальное издание 1956 года, но зато в нем содержится дух давно ушедшей эпохи.)
Собственно, гипнотическая музыка и задает этому фильму тот ритм, без которого невозможна не только поэзия, но и хорошая проза: саундтрек написали голландский лютнист Йозеф ван Виссем и группа SQÜRL, в которой играет сам Джармуш. Когда-то он стоял на распутье между литературой и музыкой, но победило в итоге важнейшее из искусств – чистая поэзия кино.
Поэма в традициях Нью-Йоркской школы: «Патерсон» (Paterson) 2016
_
_
Это первый фильм Джима Джармуша, который стал в прямом смысле слова кинопоэмой. И дело здесь не столько в стихах, которые пишет и декламирует в кадре главный герой «Патерсона», неприметный водитель автобуса, – сама структура фильма осознанно и последовательно выстроена Джармушем по законам поэзии.
Это и ритм движения героя (неспешного, словно чтение) по одному и тому же маршруту от пробуждения до окончания трудового дня. И множество рифм в драматургии фильма и образах, о которых кинокритиками написано не меньше, чем поэтами – стихов. Даже квартирка героя, это воплощенное произведение абстрактного искусства, отсылает нас к поэзии так называемой Нью-Йоркской школы, тесно связанной с художественным авангардом своего времени. Ведь у стихов, которые записывает в тетрадку герой Адама Драйвера, есть автор – Рон Паджетт, один из поздних представителей этой самой школы, пулитцеровский лауреат и личный друг Джармуша.
Медитативный, герметичный и созерцательный «Патерсон» в самом деле напоминает стихи Рона Паджетта, написанные им специально для этого фильма: искусство скупыми мазками, жизнь как творческий акт, поэзия в обыденном, красота в повседневном. Красота, которую мы должны не только уметь разглядеть в суете будних дней, но еще и суметь сохранить и пронести дальше.
